хреническая хтонь | прахоптаха | всё плохорошо
Решила выставить драбблы о скандинавах отдельным постом - очень уж они мне запали в душу, а значит, бумагомарательства на тему будет много.
Писалось, опять-таки, на однострочники, по ходу пьесы сюжет уходил в какие-то дикие дебри.
Автор: Сирин - птичка певчая, она же Сирин, она же Птица, она же я.
Персонажи: Скандинавы. Преимущественно Норвегия и Исландия.
Рейтинг: PG-13, чтобы не соврать.
Предупреждения: Больной бред больного мозга больного человека.
Дисклеймер: Я имею совесть, Химаруя имеет всех.
Размещение: (ну а вдруг, мало ли...) По предварительной договорённости с автором.
4.62. Норвегия/Исландия. Спать, положив голову Нору на колени. NH!4.62. Норвегия/Исландия. Спать, положив голову Нору на колени. NH!
Когда посреди ночи раздаётся звонок, Норвегия мысленно обещает наслать на полуночника выводок троллей, но все же поднимает трубку.
- Братик, ты можешь приехать? - голос Исландии звучит настолько глухо, что узнать его удаётся с большим трудом. Отчего-то с ним всегда не слишком хорошая связь, а сейчас из-за треска помех и вовсе разобрать отдельные слова едва ли не сложнее, чем средневековую сагу. Ису хорошо, у него язык с девятого века почти не изменился, ему расшифровывать не надо…
Норвегия несколько секунд растерянно смотрит на трубку, а затем выпутывается из одеяла и быстро начинает собираться.
- Кому там так приспичило? - Дания отчаянно зевает. Странно, что проснулся, обычно у него хоть над ухом из пушки стреляй - не добудишься.
- Ис, - Норвегия застёгивает ремень и нервно одёргивает рубашку. - Просит приехать.
- Э? С ним что-то стряслось? - Дания даже от подушки отлипает. На заспанной физиономии проклёвывается что-то вроде беспокойства.
- Это я и собираюсь выяснить, - отвечает голос Норвегии из ванной. Через пару секунд в дверях появляется уже причёсанная голова. - Я воспользуюсь твоим Smyril Line?
- Да без проблем, - Дания рассеянно кивает. – Как раз на утренний паром успеваешь. Надеюсь, с Исом ничего серьёзного.
- Спасибо, - невнятно отзывается Норвегия. В зубах заколка, в руках ботинки, тут не до дикции.
- Слушай, на обратном пути заглянешь к Фарерам? – уже у выхода догоняет его окрик Дании. - Я у него с полвека не был, даже стыдно…
Норвегия кивает и закрывает за собой дверь. На обратном пути – хоть к Хель на чашку кофе, а сейчас – к брату.
Добираться до него - сплошное мучение. По воздуху было бы быстрее, но рейсы опять отменены из-за очередного буйства природы. Если трясти начнёт - проблем вовсе не оберёшься... Едва ли не главный недостаток островных государств - никак к ним не подберёшься, если вдруг что. А у братишки это "вдруг" случается пугающе часто. Благо, хоть с Японией сотрудничает, общие проблемы, общие решения. Всяко спокойнее - Ис ведь ещё совсем ребёнок, чтобы он там о себе ни думал.
И всё-таки, как же далеко он живёт. Один.
Норвегия недовольно морщится от пронизывающего ветра, пахнущего гарью, а может, не только от ветра. Что там говорил Дан, полвека не виделся с Фарерами? Ну так он парень самостоятельный, ему от «старшего брата» ничего не надо, разве что если вдруг соберётся воевать – нужно будет согласовать планы. Исландии, правда, от Норвегии тоже ничего не надо… По крайней мере, он так утверждает. Но всё же родная кровь, хоть на людях и ворчит по этому поводу. Смешной…
Норвегия зябко передёргивает плечами. На воде холод переносится тяжелее, чем на суше. Правда, сейчас и на твёрдой земле приходится одеваться много теплее, чем обычно. Где же оно, это обещанное глобальное потепление? Да ещё и пепел с неба сыплется…
Родной остров брата видно издалека, даже сейчас, когда в сизом утреннем небе над ним нависает плотное серое облако. Сиротливое зрелище. Удручающее. Одинокое.
Ис говорит, что привык к одиночеству и тактично называет его то уединением, то обособленностью. Как же... К такому не привыкают, с таким разве что смиряются. Ис не может, хоть и старательно делает вид, что прекрасно со всем справляется.
Не хочет доставлять лишние хлопоты.
Паффин вышагивает у порога с очень важным видом, и с первых же секунд начинает действовать Норвегии на нервы. Наглым прищуром, высокомерием, просто самим фактом своего существования.
- Спёкся, - снисходительно сообщает Паффин. - Третий день пластом лежит.
Хотелось бы сбросить пальто на вредную птицу, чтобы немного придавить, но воспитание и врождённая аккуратность не позволяют.
- Помолчи, пока на жаркое не пустил, - огрызается Норвегия. – С можжевельником.
И что только братишка нашёл в этом тупике? Нет, как деликатес, конечно, хорош, но явно не как питомец. Характер не тот.
- А что сразу я? - паршивец ещё и обидчив, как зелигена, даром что толку от него никакого - сплошная головная боль. - Как вулканы разбуянились - он сразу слёг. Да он всегда так, ты ж его брательник - не знал, что ли?
Всегда так. Норвегия с трудом сдерживает порыв свернуть наглецу шею, а заодно и себе отвесить оплеуху. Знал, конечно. Чего уж, все они такие - когда трясло Шпицберген, Норвегия лежал в бреду, даром что Свальбард практически не заселён и обошлось без жертв. Да что там, даже Дания во время своих наводнений ходит, как в воду опущенный, а ведь это Дания – он и перед Рагнарёком разве что на похмелье пожалуется.
Знал - и хоть бы позвонил, когда появились первые известия о происходящем. Хоть бы подумал.
Привык, что Исландия ни о чем не просит и ни на что не жалуется.
К хорошему вообще быстро привыкают.
- Ис? – дверь в комнату не заперта, не то что бы приглашая, но и не запрещая зайти. – Ис, я вхожу, – Норвегия не очень-то вовремя ловит себя на мысли, что не знает, что сказать. С Исландией бывает непросто общаться. Если по совести, зачастую разговаривать с ним - что читать старинную книгу. Века эдак десятого.
- Братик, - Исландия с видимым усилием приподымается на локтях, – ты правда приехал…
- Конечно, родной, - Норвегия садится на край кровати и легонько проводит ладонью по взлохмаченным светлым волосам. Выглядит младший брат неважно, а если по совести – ужасно, долгая лихорадка никому не идёт на пользу. – Отправился первым же паромом.
- Прости, что поднял посреди ночи, - Исландия виновато опускает глаза - лицо мелово-бледное, на высоких скулах горят рваные алые пятна. И голос, голос… Больше похож на шуршание травы, сверчки – и те громче стрекочут.
- Ляг спокойно… Почему ты сразу мне не сообщил? – он ещё и извиняется. Норвегия заталкивает подальше желание прочитать брату нотации– не то время, не та ситуация.
- Тогда я не думал, что всё будет серьёзно, - голубые глаза смотрят куда-то сквозь него. Всё с тобой ясно, мальчик, правды мы от тебя не услышим.
- И дождался, когда дальше тянуть будет уже некуда, - Норвегия хмурит тонкие брови. Не то чтобы от него мог быть толк, даже если бы он приехал раньше, но все-таки… Против природы не попрёшь, но хоть чем-то помочь он бы сумел. Хотя бы обеспечить уход за непутёвым братцем, который всегда переносил болезни очень тяжело.
- Ты всегда занят, - Исландия отводит взгляд. – Если честно, я не думал, что ты действительно сможешь приехать.
Норвегия умело игнорирует болезненное ноющее чувство, кольцами сворачивающееся в груди.
- Не говори так. На тебя у меня всегда найдётся время, понимаешь?
- Понимаю, - Исландия смотрит на него с непонятной тоской. - Извини.
- Не за что тебе извиняться, глупый. – Норвегия тихо вздыхает и треплет брата по волосам. Исландия забавно жмурит правый глаз. - Я постараюсь навещать тебя чаще.
- Обещаешь?
Норвегия делает вид, что серьёзно задумался – в детстве всегда так делал, прежде чем ответить на такие вопросы. В последние несколько веков эта повадка прижилась ещё сильнее, но уже в общении с Данией, давая тому время и возможность почувствовать себя круглым идиотом. Исландию же это всегда смешило, и даже сейчас он невольно улыбается.
- Обещаю, родной.
Это все до боли напоминает детство. И перебранки с Паффином, и редко заканчивающиеся успехом попытки едва ли не с ложки накормить захворавшего младшего, и снова перебранки…
- Домохозяйки, - комментирует тупик, наблюдая за снующим по дому Норвегией и ходящим за ним по пятам ниссе. Норвегия демонстративно игнорирует наглеца. Исландия спит – жар слишком выматывает его, поэтому не нужно шуметь… От сквозняка со стола с тихим шорохом падает что-то мягкое. Норвегия с некоторым удивлением поднимает моток шерстяных ниток.
- Позавчера, когда только слёг, весь день вязал, - Паффин насмешливо щелкает клювом и указывает на плетёную корзину. В ней действительно обнаруживаются спицы и почти законченный темно-синий свитер с бело-красным крестом. Есть у брата такая милая привычка, порождённая необходимостью – с таким-то климатом тёплыми вещами не напасёшься. Норвегия помнит как ещё в относительно раннем детстве Исландия мог целые вечера проводить в обществе спиц или крючка – и не безрезультатно, кстати говоря. Дания частенько подтрунивал над ним, пока не схлопотал спицей в ногу и не был придушен шерстяной нитью – Норвегия долго пытался успокоить этих двух неразумных разновозрастных детей. А как-то на день Рождения Ис подарил ему перчатки и шарф цветов его, Норвегии, флага.
- Я тебя на спице вместо вертела зажарю, - обещает Норвегия, отвлёкшись от воспоминаний.
- А потом будешь петли набирать, - парирует Паффин. Откуда он достал лакричную рыбку?
- В Гейзере сварю.
- Да что ты о еде заладил, не кормят тебя, что ли?
- Я сам кормлюсь. Но так от тебя хоть толк будет, - Норвегия умеет быть очень убедительным, и Паффин чует, что запахло жареным. Жареным тупиком.
- Ис расстроится, - паршивец пускает в ход главный козырь. Норвегия на пару секунд задумывается.
- Я подарю ему белку. Рыжую и пушистую. Тоже с бантом.
В углу ехидно хихикает ниссе, и Паффин предпочитает умолкнуть, чтобы не лишиться хвоста – домовик очень привязан к Норвегии, ещё возьмётся удружить…
Несколько дней пролетают незаметно – природа постепенно перестаёт заявлять свои права и Исландия понемногу оживает. Его все ещё лихорадит, но теперь он, по крайней мере, встаёт с постели и не падает без сил уже пару минут спустя. Во время приступов Норвегия сидит рядом и держит его за руку, и, кажется, справляться с болью становится легче. По вечерам они с братом подолгу сидят на террасе, беседуя обо всём и ни о чём, а иногда Норвегия рассказывает старые саги и сказки – брат действительно хороший рассказчик, его можно слушать бесконечно, и картины древних сражений становятся перед глазами так явно… И до чего же здорово вот так сидеть рядом, положив голову брату на плечо, ни о чём не думая.
- Я скоро возвращаюсь, - говорит Норвегия, и Исландия вздрагивает, словно от удара. Конечно, так и должно быть, но как же быстро пролетели дни…
- Не грусти, - узкая ладонь зарывается в светлые волосы, превращая их в форменное воронье гнездо. – Я же обещал, что буду тебя навещать. Но все-таки звони мне, я ведь волнуюсь.
Исландия прижимается щекой к его ладони. От брата, как в детстве, уютно пахнет молоком и выпечкой, и руки у него тёплые…
От воспоминаний, далёких и таких не по северному тёплых, предательски щиплет глаза. Хорошо, что невольные слезы можно списать на сильный жар.
- Знаешь, я даже рад, что так случилось, - уголки губ подрагивают в подобие улыбки, горькой, как нежно любимый братом кофе.
Норвегия недоуменно склоняет голову к плечу. Исландия улыбается? До чего же редкое зрелище, жаль, под рукой нет фотокамеры.
- Ис…
- Нет худа без добра, правда? - Исландия издаёт тихий смешок. – Если бы не это, я бы тебя ещё долго не увидел.
- Не говори так, - ворчит Норвегия, хотя прекрасно понимает, что братишка прав. Забыть о родных, обидеть их своим невниманием так просто – на то они и родные, простят.
- Но ведь это правда, - в чуть затуманенных лихорадкой глазах мелькает горечь. – У тебя своя жизнь, я понимаю, просто…
Он действительно понимает. И то, что без малого полтысячелетия истории, часть которой Дан, шутя, называет «триста лет в браке», нельзя вычеркнуть из памяти. И то, что Кильский Договор Норвегия ему так и не простил. Наверное, понимает даже то, что Дания, по сути, неплохой парень, хоть и со своей придурью, просто…
-…просто я очень скучаю по тебе, братик, - бормочет Исландия, уткнувшись лицом ему в грудь. Норвегия обнимает его – неловко, скованно. Исландия слушает неровные удары сердца – то мчится куда-то, то запинается - и знает, что его сердце бьётся так же.
Норвегия что-то говорит – кажется, успокаивает, кажется, Исландия даже пытается слушать, но смысл слов ускользает талой водой сквозь пальцы. Они оба это понимают.
- Побудь со мной ещё немного, - просит Исландия, старательно пряча взгляд.
Норвегия молчит. Норвегия помнит – в детстве Ис часто плакал. Нет, характер у него был шёлковый, истерик на ровном месте не закатывал, но когда ребёнку больно или плохо - он плачет, и успокоить его можно далеко не всегда. Ведь если лихорадит экономику - есть средства чтобы понизить инфляцию и стабилизировать курс валюты, если уж совсем ничего не помогает - даже интервенция, хоть она и запрещена из-за побочных эффектов… Оказание братской интернациональной помощи, в конце концов! Когда Ис ещё в девяностых подцепил голландскую болезнь, ему пришлось прививать диверсификацию экономики, чтобы не зачах. С экономикой сладить можно, что ни говори. А что делать, если против тебя ополчается сама природа? Тем более так… Головной болью не отделаешься, никакие сели и паводки не идут в сравнение с пламенем Сурта. Тут и лёд заплачет, и обладай ты хоть сильнейшей экономикой мира - ничем не сможешь помочь. Разве что поддержать по мере сил.
- Братик? - Исландия неловко тянет его за рукав. – Ты меня слышишь?
- Слышу, родной, - Норвегия через силу улыбается и невесомо касается губами взъерошенной макушки. – Ни о чем не беспокойся.
Где-то вдалеке глухо гудит земля и по лицу Исландии пробегает тень. Он тихо шипит сквозь плотно сжатые зубы и крепче прижимается к брату, почти неосознанно ища поддержки. Норвегия успокаивающе гладит его по спине.
Исландия затихает, до крови кусая губы. По-хорошему ему стоило бы сейчас поспать, хотя бы чтобы не мучиться. С другой стороны, в одиночку он переносит приступы куда тяжелее. Дилемма…
В сизом небе то и дело появляются алые сполохи. Северное сияние выглядит иначе, да его здесь сейчас и не увидеть – из-за пепла. Интересно, если приравнять падающий с неба пепел к осадкам, то во сколько же раз его количество за последнюю неделю превысила годовую норму? Норвегия отмахивается от бредовых мыслей. К чем сейчас этот серый снег?
- Спи, родной, я буду рядом, - шепчет Норвегия, отводя со лба брата волосы. В голубых с поволокой глазах мешаются боль и благодарность. Он и правда вымотан.
На террасе шуршит ниссе и, кажется, пытается скандалить Паффин, где-то на юго-востоке отголосками недавней истерики бушует огнедышащая гора, а здесь…
Исландия дремлет, положив голову брату на колени, и сжимает край его рукава - будучи совсем ещё ребёнком, он тоже цеплялся за его одежду, чтобы не потеряться – хватка крепкая, так просто не разожмёшь. Да Норвегия и не порывается, только рассеянно перебирает мягкие светлые пряди. Когда он всё же поднимается – осторожно, чтобы не разбудить – за окном уже глухая ночь.
Какое же счастье просыпаться не от очередного приступа, и даже не потому, что будильник навязчиво напоминает о сотне требующих немедленного решения проблем, а просто потому, что выспался. Пару минут Исландия даже позволяет себе поваляться на диване, на котором вчера уснул, наслаждаясь тишиной мирного утра.
Тишиной?
Исландия прислушивается. В последние дни каждое утро сопровождается глухими перебранками брата с Паффином, и то, что сейчас не слышно ни звука…
- Братик? – крик отражается от стен эхом. Комната за комнатой – пусто.
- Нор! – ниссе удивлённо смотрит на расшумевшегося с утра пораньше хозяина поверх порхающих спиц – старик явно перестарался, в его носок уже можно сложить содержимое трёх шкафов.
- Нор! – сердце спотыкается. Не мог же он уехать так…
- Нор?..
- Доброе утро, родной, - Норвегия появляется в дверях, вытряхивая пепел из кажущихся седыми волос. Сердце в последний раз спотыкается – и срывается в галоп.
Исландия едва не сбивает брата с ног, а затем ещё и едва ли не душит в слишком уж крепких, пожалуй, объятиях.
- Ис, что с тобой? – Норвегия удивлённо обнимает его в ответ. – Приснился дурной сон?
Исландия только мотает головой. Вот ведь дурак, всполошился, как ребёнок… Брат ведь обещал – и не солгал, брат никогда не лжёт.
Внезапно заигравшая над ухом мелодия действует сродни стакану холодной воды за шиворот. Знакомая мелодия, её долго всюду крутили…
- Подожди минутку, - Норвегия немного отстраняется и выуживает из кармана телефон. На экране мерцает осоловелая с перепоя физиономия, узнать в которой Данию удаётся не сразу. Интересно, видел ли абонент это фото?
- Слушаю, - Норвегия задумчиво покачивает головой, благоразумно держа телефон едва ли не в полуметре от уха. Трубка надрывается голосом Дании, которому тоскливо, скучно, и разбитое сердце грозит не выдержать. Когда бедолага затихает, Норвегия советует ему не тосковать, сходить в кино и записаться к кардиологу. Кажется, трубка обижается и начинает забывать слова – по крайней мере, краткий монолог «Да ты… Да я… А я… А что я?» свидетельствует именно об этом. Норвегия смеётся, чем приводит и Исландию, и Данию в состояние шока. Смеющийся Норвегия – это ведь почти что вестник Апокалипсиса.
- Без обид, Дан, - добавляет он, поймав растерянный взгляд брата. - Я ещё немного задержусь.
Трубка тяжело вздыхает и просит передать ему, Исландии, привет и наставление быть хорошим мальчиком и не доставлять брату хлопот. Норвегия обещает обязательно все передать и прощается, явно не намереваясь выслушивать наставления ещё и в свой адрес.
- Родной, у тебя такое лицо, будто ты Фенрира увидел, - Норвегия опускается на корточки и заглядывает брату в глаза – ещё один привет из детства. Исландия молчит – происходящее кажется ему странным сном. Очень странным, но как же хочется, чтобы он не кончался…
- Я собирался печь крумкаке. Одобряешь? – в неистово-синих с поволокой глазах пляшут искорки смеха. Исландия находит в себе силы чтобы кивнуть. Норвегия поднимается в полный рост и берет брата за руку:
- Значит, поможешь. Идём, я где-то второй фартук видел…
Торопясь следом, Исландия смотрит на сцепленные руки, как на восьмое чудо света, и ему кажется, что время вернулось на тысячу лет назад, когда брат всегда был рядом, когда он был для младшего целым миром, когда хоть Ёрмунганд мог подняться из вод морских – ничего бы не изменилось. Пока сцеплены руки…
- Родной, ты ещё не проснулся? – Норвегия оглядывается на него, чуть склонив голову к плечу.
- Не знаю, - Исландия трясёт головой, убирая упавшую на глаза чёлку, и улыбается брату. – Но если это сон, то он мне очень нравится.
5.15. Норвегия/Исландия Убежать от Дании и уснуть в обнимку под старым дубом. Норвегия рассказывает придания о троллях и эльфах, Исландии немного жутко.5.15. Норвегия/Исландия Убежать от Дании и уснуть в обнимку под старым дубом. Норвегия рассказывает придания о троллях и эльфах, Исландии немного жутко.
Здесь так легко споткнуться – из-под прошлогодней листвы всюду торчат корни, будто деревья пытаются поставить подножку, и невозможно разобрать, куда идти – почти бежать – дальше, но Норвегия, наверное, очень хорошо знает дорогу, а может, ему подсказывают лесные духи. Наверное, так и есть, ведь братик с ними дружит, вот они и помогают…
- Братик, почему мы убегаем?
- Позже объясню, родной. Не отставай, - Норвегия оглядывается через плечо – как только не спотыкается? Исландия едва поспевает следом за его широким шагом, но тоже оглядывается – никого нет, почему же братик так спешит?
Исландия мотает головой, отгоняя ненужные мысли. Если братик торопится - значит, на то есть причины, и не надо его задерживать…
На поверку земля оказывается не такой уж и мягкой, а в листве много старых иголок. Исландия болезненно кривится, но не хнычет – он ведь уже большой, значит, не должен плакать. А ещё он не должен мешать Норвегии, ведь если брат взял его с собой, то нужно не путаться под ногами.
Братик каким-то образом оказывается рядом, будто перетекает одним плавным движением.
- Ушибся? - Норвегия бережно берет его ладони в свои, отряхивает прилипшие листья и хвою и дует на свежие царапины. Исландия только шмыгает носом и пристыженно смотрит себе под ноги. Раньше надо было смотреть, тогда бы не пришлось терять время.
- Мы уже совсем рядом, родной, - Норвегия легонько треплет брата по взъерошенным пепельным волосам. – Ещё немного – и отдохнём.
Исландия сосредоточенно кивает. Они уже так долго идут, конечно, осталось совсем чуть-чуть…
Огромный дуб с искривлёнными ветвями зовут Старый Бьёрге и он старше Исландии на много веков. Братик рассказывал, что таких деревьев осталось очень мало и они могут защитить от любого зла, что Старого Бьёрге не касались пожары и обходили стороной войны. Исландия думает, что это, наверное, почти Гимле.
- Устал? – Норвегия хлопает ладонью рядом с собой и Исландия с удовольствием падает на мягкую траву. Как же здорово, наконец, дать отдых ногам… Исландия устраивается поудобнее, положив голову брату на колени. Он не против – только с усмешкой выпутывает из волос сухие травинки. Исландия довольно жмурится и пытается сосчитать жёлуди на одной из нижних веток, но постоянно сбивается.
Смеркается – день здесь очень короткий, не успеешь оглянуться – уже темно. Братик говорит, что далеко на юге солнце светит намного дольше. Братик много путешествовал – раньше, когда они с Данией ещё были друзьями. Он часто вспоминает о плаваниях, но никогда не говорит о Дании. Исландия думает, что братик, наверное, видел Идаволл и, может быть, даже Иггдрасиль, ведь он действительно исплавал весь мир…
На колено запрыгивает большой темно-зелёный кузнечик и громко стрекочет. Исландия с досадой щёлкает по нему пальцем – такие мысли спугнул! Кузнечик оправдаться даже не пытается и скачет по своим делам – ему-то что, где сидеть – всегда найдётся.
- И всё-таки, почему мы убежали, братик? – Исландия сильнее запрокидывает голову, чтобы лучше видеть лицо брата. Красноватые лучи солнца красиво играют на светлых волосах и заколка сильно отблёскивает – даже приходится зажмурить глаза.
- Опасно, - просто отвечает Норвегия. – Дания не в себе и он очень зол. Будет лучше, если мы переждём бурю вдали.
Исландия помнит – сегодня Дания и Швеция опять подрались, а ещё от Дании опять неприятно пахло каким-то странным напитком - после него он всегда становится очень шумным, еще более шумным, чем обычно, и ведёт себя, как йотун. В такие дни братик старался его избегать.
- Дания плохой? – переспрашивает Исландия. Норвегия задумчиво хмурит брови – Исландии не нравится, когда у братика такое лицо.
- Скорее нет, - наконец, решает Норвегия. – Он просто большой ребёнок.
- Это плохо? - Исландия беспокойно ёрзает и садится, поджав ноги.
- Плохо, когда взрослый человек впадает в детство, - Норвегия вздыхает и прижимает брата к себе. - А самое страшное - все вокруг становятся его игрушками.
Исландия не понимает, что это значит, но у братика очень грустное лицо, и в глазах что-то странное, тоскливое, будто ему очень больно.
Исландия обнимает брата за шею и старается прижаться ещё ближе.
- Прости, родной, что-то я совсем расклеился, - Норвегия негромко посмеивается и гладит младшего брата по волосам. – Всё хорошо. Рассказать тебе сказку?
Братик улыбается, чуть прищурившись, а глаза у него синие-синие, как вечернее небо, и в этой синеве пляшут тёплые искорки – будто феи танцуют. Исландия улыбается в ответ и кивает. Вот бы братик всегда был таким… Когда-то он даже умел смеяться, но с тех пор, как была заключена уния, у него почти всегда грустные глаза, будто бы погасшие, как фонарик светлячка из старой сказки. Братик никогда не жалуется, как Фареры или Гренландия, и не пытается драться, как Швеция, но Исландия знает, что ему бывает и больно, и плохо – тогда глаза у него становятся совсем тёмными, как воды фьордов, и будто бы даже неживыми. В такие моменты Исландии очень страшно, ведь он ещё совсем ребёнок и даже не знает, как можно помочь. Но затем братик снова становится собой, и улыбается ему всё так же тепло…
Исландии нравится лежать в тёплых объятиях брата и слушать его волшебные сказки – о горном тролле без сердца и о воронах Ут-Рёста, о шаловливых хюльдрах и ужасных драуграх - ведь это так интересно и самую чуточку жутко. А если становится совсем страшно – то можно просто закрыть глаза, ведь братик самый сильный и обязательно сможет защитить, а ещё его слушаются тролли и альвы, и даже упрямые цверги, поэтому бояться нечего. А ещё – это тоже братик рассказывал – в кроне Старого Бьёрге живут маленькие духи, которые защищают тех, кто пришёл к ним в гости.
Дания правда глупый, если не верит в жителей леса и называет их «старыми сказками», они ведь куда более настоящие, чем его истории о великих победах и завоеваниях. Было бы здорово, если бы тролль как-нибудь показал Дании, какой он «сказочный»…
Норвегия смотрит на задремавшего Исландию сквозь полуопущенные веки и улыбается – только с братом он и позволяет себе такую вольность. Рядом с Данией действительно впору свихнуться, на грани рассудка удерживает только брат. Тепла, которое дарит ему мальчик из страны льда, хватает, чтобы согреться обоим – и Норвегия отвечает ему сторицей.
Исландия ёрзает во сне и крепче цепляется за одежду брата. На детском личике тенью мелькает беспокойство, брови тревожно сходятся на переносице. Он действительно вымотан за день, да и переволновался наверняка. Норвегия с болезненной нежностью касается губами его лба. Знать бы, что ему снится…
Исландия затихает, прильнув к груди брата. Даже сквозь сон он слышит ровное дыхание и биение сердца и чувствует тепло родного тела, для счастья ему большего не надо. Разве что самую чуточку…
В его снах братик всегда улыбается.
4.37. Швеция/Норвегия. Период шведско-норвежской унии. «- У Дании было лучше! – Угу, но п’ль на той п’лке в’треть не з’будь»4.37. Швеция/Норвегия. Период шведско-норвежской унии. «- У Дании было лучше! – Угу, но п’ль на той п’лке в’треть не з’будь»
Говорят, человек ко всему привыкает. Что ж, может, и правду говорят. Норвегия привык к новой жизни довольно быстро, к тому же, не так уж она и отличалась от старой. Разве что намного тише, и ещё… по мелочи. Работа та же.
- Н’ в’жу сч’стья на л’це, - у Швеции довольно специфическое чувство юмора. Норвегия, наверное, даже обиделся бы, не обладай он сам таким же. - Н’ нрав’тся зд’сь?
- У Дании было лучше, - Норвегия почти не кривит душой, но и правды в его словах немного. Не настолько уж и лучше было, если по совести. Дания бесил до плохо скрываемого зубовного скрежета. От бунта и более чем вероятной кровавой бани удерживал только Исландия – втягивать малыша в войну Норвегия не хотел, какой бы ни была цель.
- Угу, но п’ль на той п’лке в’треть не з’будь, - Швеция даже не удостаивает его взглядом. Пускай игнорирует – Норвегии до этого дела нет. Он не Дания, для которого невнимание к его блистательной персоне равноценно смертельному оскорблению. А пыль действительно стоит вытереть… В доме должно быть чисто, будь ты в нём хозяином или слугой. К тому же, ему не привыкать к фартуку – в конце концов, растить Исландию никакие добрые тётушки не помогали, зато недобрые дядюшки всячески мешали, с поразительной настойчивостью внося хаос в мирное течение жизни.
- Д’же н’ п’пыта’шься сб’жать? – спрашивает Швеция едва ли не в самом начале их… сосуществования. Кажется, в его голосе насмешка. Что ж, смейся, если можешь. Если сил хватит. Душевных.
- Нет, - Норвегия неопределённо поводит плечами. – Зачем?
- Странн’й в’прос, - Швеция выглядит озадаченным. Разумеется, благородным пленникам полагается любой ценой стремиться обрести утраченную свободу… Вот только жизнь – не третьесортный рыцарский роман. Затяжные войны порядком истощили их всех, сопротивляться и дальше было бы даже не бессмысленно – просто глупо. Были бы лишние жертвы и разрушенные города, условия договора предусмотрели бы меньше свободы подневольной стороне – всего-то. Сейчас же пытаться что-то изменить… В самом деле, зачем? В лучшую сторону всё равно не удастся, в худшую – можно, но опять-таки, зачем?
- Не нужно пытаться меня понять, Сварие, - Норвегия убирает за ухо выбившуюся светлую прядь. – Ты ведь помнишь об условиях унии.
- На тв’ю авт’номию н’ прет’ндую, - напрягается. Не нужно переживать, Швеция, читай своих классиков и не беспокойся. Даже раб не взбунтуется, пока к нему относятся, как к человеку.
Пока Швеция благоразумен.
Вечерний кофе – это такая же непреложная традиция, как и кормёжка свернувшейся калачиком у камина Ханатамаго. Интересно, кто придумал бедняге такое имя?
Швеция в два глотка осушает свою чашку и снова устремляет взгляд в книгу. Норвегия спешки не любит, а ещё он не любит стулья, поэтому привычно устраивается на широком подоконнике. Дом выстроен на совесть, никаких щелей, через которые мог бы просочиться холод, здесь и в помине нет, поэтому сидеть, почти прижавшись к оконному стеклу, даже уютно.
Если закрыть глаза, можно представить, что событий последних лет просто не было, что сейчас хлопнет входная дверь и раздастся многоголосый гул – перекрикивающие друг друга Фареры и Гренландия, покровительственные вопли Дании, безуспешно пытающегося утихомирить расшумевшихся младших, - а затем, стараясь обойти шумную братию стороной, подойдёт Исландия и за рукав потянет во внутренний дворик – просто посидеть в тишине и, может быть, поделиться своими маленькими тайнами.
Вот только Норвегия не привык жить мечтами. А ещё он привык не только смотреть, но и видеть, и озвучивать увиденное. Когда-то за такую наблюдательность ему сильно попадало.
- Ты скучаешь по Фину, - не вопрос, скорее, утверждение. «Всё ещё» - остаётся неозвученным.
- С ч’го вз’л? – как мы встрепенулись, надо же. Даже Ханатамаго ухо подняла – дескать, чего переполошился, хозяин?
- Ты уже несколько минут смотришь на одну страницу, - Норвегия мелкими глотками пьёт свой немного остывший кофе, с точно такой же отстранённостью глядя куда-то в стену. – И бормочешь что-то, как в полусне. О чём ещё ты можешь так сосредоточенно размышлять?
- Ск’чаю, - в лице Швеции появляется что-то болезненное. Подумать только, даже не стал отрицать очевидное. – Ты?
- Я тоже, - Норвегия отрицать очевидное тоже не считает нужным. Людям вообще свойственно скучать по тому, что было когда-то.
- По Дании?
В синих глазах неожиданно ярко вспыхивает ярость, но выхода так и не получает. Норвегия прекрасно умеет сдерживать свои эмоции. Но все же, до чего это раздражает… Дания – жизнерадостный идиот и вечный ребёнок, из тех, кто знает, что сбить птицу камнем – очень весело, но искренне не понимает, почему она больше не может взлететь. Норвегия чувствует себя этой самой птицей, вот только подняться в воздух он больше не может не только и не столько из-за перебитых крыльев, сколько из-за птенца, который жмётся к нему, ища укрытия, который летать ещё просто не может и которого нужно защитить – любыми силами, любой ценой.
- Больше, чем Дании, мне не хватает только дыры в виске, - Норвегия не знает, что горчит сильнее, кофе или ирония. Пожалуй, все же ирония – у кофе не бывает такого чудовищного привкуса стрихнина.
- По брату, - для чего-то добавляет Норвегия после короткой паузы.
- Т’вар’щ по н’счастью, - в голосе Швеции звучит сарказм – вот это настоящий стрихнин, отворотясь не отплюёшься.
«Тварь, тварь, - мысленно кивает Норвегия, - самая настоящая». Вслух же он отвечает:
- С той лишь разницей, что я был для Иса щитом, ты же для Фина – оковами.
Швеция умеет передвигаться очень быстро, особенно когда он зол. Тяжёлая рука замирает в считанных миллиметрах от спокойного бледного лица. Норвегия прекрасно знает, что одним ударом Швеция без особого усилия мог бы сломать ему челюсть, а вторым – и шею, но невозмутимо допивает кофе и ставит пустую чашку на блюдце. Мог бы, но не ударил. Потому что он прав. Потому что они оба это знают.
Норвегия ходит бесшумно и очень плавно, будто скользит по воздуху – прекрасный вариант для того, чтобы уходить, не прощаясь, но по-английски Норвегия ничего не делает принципиально. Он оборачивается у самой двери.
- Доброй ночи, Сварие.
Ханатамаго подпрыгивает на своём коврике и заходится заливистым лаем. Норвегия оглядывается через плечо.
«Не нравлюсь я тебе? Что ж… Мне здесь тоже не нравится».
Говорят, человек ко всему привыкает. Что ж, может, и правду говорят. Привыкает. Но не смиряется.
Писалось, опять-таки, на однострочники, по ходу пьесы сюжет уходил в какие-то дикие дебри.
Автор: Сирин - птичка певчая, она же Сирин, она же Птица, она же я.
Персонажи: Скандинавы. Преимущественно Норвегия и Исландия.
Рейтинг: PG-13, чтобы не соврать.
Предупреждения: Больной бред больного мозга больного человека.
Дисклеймер: Я имею совесть, Химаруя имеет всех.
Размещение: (ну а вдруг, мало ли...) По предварительной договорённости с автором.
4.62. Норвегия/Исландия. Спать, положив голову Нору на колени. NH!4.62. Норвегия/Исландия. Спать, положив голову Нору на колени. NH!
Когда посреди ночи раздаётся звонок, Норвегия мысленно обещает наслать на полуночника выводок троллей, но все же поднимает трубку.
- Братик, ты можешь приехать? - голос Исландии звучит настолько глухо, что узнать его удаётся с большим трудом. Отчего-то с ним всегда не слишком хорошая связь, а сейчас из-за треска помех и вовсе разобрать отдельные слова едва ли не сложнее, чем средневековую сагу. Ису хорошо, у него язык с девятого века почти не изменился, ему расшифровывать не надо…
Норвегия несколько секунд растерянно смотрит на трубку, а затем выпутывается из одеяла и быстро начинает собираться.
- Кому там так приспичило? - Дания отчаянно зевает. Странно, что проснулся, обычно у него хоть над ухом из пушки стреляй - не добудишься.
- Ис, - Норвегия застёгивает ремень и нервно одёргивает рубашку. - Просит приехать.
- Э? С ним что-то стряслось? - Дания даже от подушки отлипает. На заспанной физиономии проклёвывается что-то вроде беспокойства.
- Это я и собираюсь выяснить, - отвечает голос Норвегии из ванной. Через пару секунд в дверях появляется уже причёсанная голова. - Я воспользуюсь твоим Smyril Line?
- Да без проблем, - Дания рассеянно кивает. – Как раз на утренний паром успеваешь. Надеюсь, с Исом ничего серьёзного.
- Спасибо, - невнятно отзывается Норвегия. В зубах заколка, в руках ботинки, тут не до дикции.
- Слушай, на обратном пути заглянешь к Фарерам? – уже у выхода догоняет его окрик Дании. - Я у него с полвека не был, даже стыдно…
Норвегия кивает и закрывает за собой дверь. На обратном пути – хоть к Хель на чашку кофе, а сейчас – к брату.
Добираться до него - сплошное мучение. По воздуху было бы быстрее, но рейсы опять отменены из-за очередного буйства природы. Если трясти начнёт - проблем вовсе не оберёшься... Едва ли не главный недостаток островных государств - никак к ним не подберёшься, если вдруг что. А у братишки это "вдруг" случается пугающе часто. Благо, хоть с Японией сотрудничает, общие проблемы, общие решения. Всяко спокойнее - Ис ведь ещё совсем ребёнок, чтобы он там о себе ни думал.
И всё-таки, как же далеко он живёт. Один.
Норвегия недовольно морщится от пронизывающего ветра, пахнущего гарью, а может, не только от ветра. Что там говорил Дан, полвека не виделся с Фарерами? Ну так он парень самостоятельный, ему от «старшего брата» ничего не надо, разве что если вдруг соберётся воевать – нужно будет согласовать планы. Исландии, правда, от Норвегии тоже ничего не надо… По крайней мере, он так утверждает. Но всё же родная кровь, хоть на людях и ворчит по этому поводу. Смешной…
Норвегия зябко передёргивает плечами. На воде холод переносится тяжелее, чем на суше. Правда, сейчас и на твёрдой земле приходится одеваться много теплее, чем обычно. Где же оно, это обещанное глобальное потепление? Да ещё и пепел с неба сыплется…
Родной остров брата видно издалека, даже сейчас, когда в сизом утреннем небе над ним нависает плотное серое облако. Сиротливое зрелище. Удручающее. Одинокое.
Ис говорит, что привык к одиночеству и тактично называет его то уединением, то обособленностью. Как же... К такому не привыкают, с таким разве что смиряются. Ис не может, хоть и старательно делает вид, что прекрасно со всем справляется.
Не хочет доставлять лишние хлопоты.
Паффин вышагивает у порога с очень важным видом, и с первых же секунд начинает действовать Норвегии на нервы. Наглым прищуром, высокомерием, просто самим фактом своего существования.
- Спёкся, - снисходительно сообщает Паффин. - Третий день пластом лежит.
Хотелось бы сбросить пальто на вредную птицу, чтобы немного придавить, но воспитание и врождённая аккуратность не позволяют.
- Помолчи, пока на жаркое не пустил, - огрызается Норвегия. – С можжевельником.
И что только братишка нашёл в этом тупике? Нет, как деликатес, конечно, хорош, но явно не как питомец. Характер не тот.
- А что сразу я? - паршивец ещё и обидчив, как зелигена, даром что толку от него никакого - сплошная головная боль. - Как вулканы разбуянились - он сразу слёг. Да он всегда так, ты ж его брательник - не знал, что ли?
Всегда так. Норвегия с трудом сдерживает порыв свернуть наглецу шею, а заодно и себе отвесить оплеуху. Знал, конечно. Чего уж, все они такие - когда трясло Шпицберген, Норвегия лежал в бреду, даром что Свальбард практически не заселён и обошлось без жертв. Да что там, даже Дания во время своих наводнений ходит, как в воду опущенный, а ведь это Дания – он и перед Рагнарёком разве что на похмелье пожалуется.
Знал - и хоть бы позвонил, когда появились первые известия о происходящем. Хоть бы подумал.
Привык, что Исландия ни о чем не просит и ни на что не жалуется.
К хорошему вообще быстро привыкают.
- Ис? – дверь в комнату не заперта, не то что бы приглашая, но и не запрещая зайти. – Ис, я вхожу, – Норвегия не очень-то вовремя ловит себя на мысли, что не знает, что сказать. С Исландией бывает непросто общаться. Если по совести, зачастую разговаривать с ним - что читать старинную книгу. Века эдак десятого.
- Братик, - Исландия с видимым усилием приподымается на локтях, – ты правда приехал…
- Конечно, родной, - Норвегия садится на край кровати и легонько проводит ладонью по взлохмаченным светлым волосам. Выглядит младший брат неважно, а если по совести – ужасно, долгая лихорадка никому не идёт на пользу. – Отправился первым же паромом.
- Прости, что поднял посреди ночи, - Исландия виновато опускает глаза - лицо мелово-бледное, на высоких скулах горят рваные алые пятна. И голос, голос… Больше похож на шуршание травы, сверчки – и те громче стрекочут.
- Ляг спокойно… Почему ты сразу мне не сообщил? – он ещё и извиняется. Норвегия заталкивает подальше желание прочитать брату нотации– не то время, не та ситуация.
- Тогда я не думал, что всё будет серьёзно, - голубые глаза смотрят куда-то сквозь него. Всё с тобой ясно, мальчик, правды мы от тебя не услышим.
- И дождался, когда дальше тянуть будет уже некуда, - Норвегия хмурит тонкие брови. Не то чтобы от него мог быть толк, даже если бы он приехал раньше, но все-таки… Против природы не попрёшь, но хоть чем-то помочь он бы сумел. Хотя бы обеспечить уход за непутёвым братцем, который всегда переносил болезни очень тяжело.
- Ты всегда занят, - Исландия отводит взгляд. – Если честно, я не думал, что ты действительно сможешь приехать.
Норвегия умело игнорирует болезненное ноющее чувство, кольцами сворачивающееся в груди.
- Не говори так. На тебя у меня всегда найдётся время, понимаешь?
- Понимаю, - Исландия смотрит на него с непонятной тоской. - Извини.
- Не за что тебе извиняться, глупый. – Норвегия тихо вздыхает и треплет брата по волосам. Исландия забавно жмурит правый глаз. - Я постараюсь навещать тебя чаще.
- Обещаешь?
Норвегия делает вид, что серьёзно задумался – в детстве всегда так делал, прежде чем ответить на такие вопросы. В последние несколько веков эта повадка прижилась ещё сильнее, но уже в общении с Данией, давая тому время и возможность почувствовать себя круглым идиотом. Исландию же это всегда смешило, и даже сейчас он невольно улыбается.
- Обещаю, родной.
Это все до боли напоминает детство. И перебранки с Паффином, и редко заканчивающиеся успехом попытки едва ли не с ложки накормить захворавшего младшего, и снова перебранки…
- Домохозяйки, - комментирует тупик, наблюдая за снующим по дому Норвегией и ходящим за ним по пятам ниссе. Норвегия демонстративно игнорирует наглеца. Исландия спит – жар слишком выматывает его, поэтому не нужно шуметь… От сквозняка со стола с тихим шорохом падает что-то мягкое. Норвегия с некоторым удивлением поднимает моток шерстяных ниток.
- Позавчера, когда только слёг, весь день вязал, - Паффин насмешливо щелкает клювом и указывает на плетёную корзину. В ней действительно обнаруживаются спицы и почти законченный темно-синий свитер с бело-красным крестом. Есть у брата такая милая привычка, порождённая необходимостью – с таким-то климатом тёплыми вещами не напасёшься. Норвегия помнит как ещё в относительно раннем детстве Исландия мог целые вечера проводить в обществе спиц или крючка – и не безрезультатно, кстати говоря. Дания частенько подтрунивал над ним, пока не схлопотал спицей в ногу и не был придушен шерстяной нитью – Норвегия долго пытался успокоить этих двух неразумных разновозрастных детей. А как-то на день Рождения Ис подарил ему перчатки и шарф цветов его, Норвегии, флага.
- Я тебя на спице вместо вертела зажарю, - обещает Норвегия, отвлёкшись от воспоминаний.
- А потом будешь петли набирать, - парирует Паффин. Откуда он достал лакричную рыбку?
- В Гейзере сварю.
- Да что ты о еде заладил, не кормят тебя, что ли?
- Я сам кормлюсь. Но так от тебя хоть толк будет, - Норвегия умеет быть очень убедительным, и Паффин чует, что запахло жареным. Жареным тупиком.
- Ис расстроится, - паршивец пускает в ход главный козырь. Норвегия на пару секунд задумывается.
- Я подарю ему белку. Рыжую и пушистую. Тоже с бантом.
В углу ехидно хихикает ниссе, и Паффин предпочитает умолкнуть, чтобы не лишиться хвоста – домовик очень привязан к Норвегии, ещё возьмётся удружить…
Несколько дней пролетают незаметно – природа постепенно перестаёт заявлять свои права и Исландия понемногу оживает. Его все ещё лихорадит, но теперь он, по крайней мере, встаёт с постели и не падает без сил уже пару минут спустя. Во время приступов Норвегия сидит рядом и держит его за руку, и, кажется, справляться с болью становится легче. По вечерам они с братом подолгу сидят на террасе, беседуя обо всём и ни о чём, а иногда Норвегия рассказывает старые саги и сказки – брат действительно хороший рассказчик, его можно слушать бесконечно, и картины древних сражений становятся перед глазами так явно… И до чего же здорово вот так сидеть рядом, положив голову брату на плечо, ни о чём не думая.
- Я скоро возвращаюсь, - говорит Норвегия, и Исландия вздрагивает, словно от удара. Конечно, так и должно быть, но как же быстро пролетели дни…
- Не грусти, - узкая ладонь зарывается в светлые волосы, превращая их в форменное воронье гнездо. – Я же обещал, что буду тебя навещать. Но все-таки звони мне, я ведь волнуюсь.
Исландия прижимается щекой к его ладони. От брата, как в детстве, уютно пахнет молоком и выпечкой, и руки у него тёплые…
От воспоминаний, далёких и таких не по северному тёплых, предательски щиплет глаза. Хорошо, что невольные слезы можно списать на сильный жар.
- Знаешь, я даже рад, что так случилось, - уголки губ подрагивают в подобие улыбки, горькой, как нежно любимый братом кофе.
Норвегия недоуменно склоняет голову к плечу. Исландия улыбается? До чего же редкое зрелище, жаль, под рукой нет фотокамеры.
- Ис…
- Нет худа без добра, правда? - Исландия издаёт тихий смешок. – Если бы не это, я бы тебя ещё долго не увидел.
- Не говори так, - ворчит Норвегия, хотя прекрасно понимает, что братишка прав. Забыть о родных, обидеть их своим невниманием так просто – на то они и родные, простят.
- Но ведь это правда, - в чуть затуманенных лихорадкой глазах мелькает горечь. – У тебя своя жизнь, я понимаю, просто…
Он действительно понимает. И то, что без малого полтысячелетия истории, часть которой Дан, шутя, называет «триста лет в браке», нельзя вычеркнуть из памяти. И то, что Кильский Договор Норвегия ему так и не простил. Наверное, понимает даже то, что Дания, по сути, неплохой парень, хоть и со своей придурью, просто…
-…просто я очень скучаю по тебе, братик, - бормочет Исландия, уткнувшись лицом ему в грудь. Норвегия обнимает его – неловко, скованно. Исландия слушает неровные удары сердца – то мчится куда-то, то запинается - и знает, что его сердце бьётся так же.
Норвегия что-то говорит – кажется, успокаивает, кажется, Исландия даже пытается слушать, но смысл слов ускользает талой водой сквозь пальцы. Они оба это понимают.
- Побудь со мной ещё немного, - просит Исландия, старательно пряча взгляд.
Норвегия молчит. Норвегия помнит – в детстве Ис часто плакал. Нет, характер у него был шёлковый, истерик на ровном месте не закатывал, но когда ребёнку больно или плохо - он плачет, и успокоить его можно далеко не всегда. Ведь если лихорадит экономику - есть средства чтобы понизить инфляцию и стабилизировать курс валюты, если уж совсем ничего не помогает - даже интервенция, хоть она и запрещена из-за побочных эффектов… Оказание братской интернациональной помощи, в конце концов! Когда Ис ещё в девяностых подцепил голландскую болезнь, ему пришлось прививать диверсификацию экономики, чтобы не зачах. С экономикой сладить можно, что ни говори. А что делать, если против тебя ополчается сама природа? Тем более так… Головной болью не отделаешься, никакие сели и паводки не идут в сравнение с пламенем Сурта. Тут и лёд заплачет, и обладай ты хоть сильнейшей экономикой мира - ничем не сможешь помочь. Разве что поддержать по мере сил.
- Братик? - Исландия неловко тянет его за рукав. – Ты меня слышишь?
- Слышу, родной, - Норвегия через силу улыбается и невесомо касается губами взъерошенной макушки. – Ни о чем не беспокойся.
Где-то вдалеке глухо гудит земля и по лицу Исландии пробегает тень. Он тихо шипит сквозь плотно сжатые зубы и крепче прижимается к брату, почти неосознанно ища поддержки. Норвегия успокаивающе гладит его по спине.
Исландия затихает, до крови кусая губы. По-хорошему ему стоило бы сейчас поспать, хотя бы чтобы не мучиться. С другой стороны, в одиночку он переносит приступы куда тяжелее. Дилемма…
В сизом небе то и дело появляются алые сполохи. Северное сияние выглядит иначе, да его здесь сейчас и не увидеть – из-за пепла. Интересно, если приравнять падающий с неба пепел к осадкам, то во сколько же раз его количество за последнюю неделю превысила годовую норму? Норвегия отмахивается от бредовых мыслей. К чем сейчас этот серый снег?
- Спи, родной, я буду рядом, - шепчет Норвегия, отводя со лба брата волосы. В голубых с поволокой глазах мешаются боль и благодарность. Он и правда вымотан.
На террасе шуршит ниссе и, кажется, пытается скандалить Паффин, где-то на юго-востоке отголосками недавней истерики бушует огнедышащая гора, а здесь…
Исландия дремлет, положив голову брату на колени, и сжимает край его рукава - будучи совсем ещё ребёнком, он тоже цеплялся за его одежду, чтобы не потеряться – хватка крепкая, так просто не разожмёшь. Да Норвегия и не порывается, только рассеянно перебирает мягкие светлые пряди. Когда он всё же поднимается – осторожно, чтобы не разбудить – за окном уже глухая ночь.
Какое же счастье просыпаться не от очередного приступа, и даже не потому, что будильник навязчиво напоминает о сотне требующих немедленного решения проблем, а просто потому, что выспался. Пару минут Исландия даже позволяет себе поваляться на диване, на котором вчера уснул, наслаждаясь тишиной мирного утра.
Тишиной?
Исландия прислушивается. В последние дни каждое утро сопровождается глухими перебранками брата с Паффином, и то, что сейчас не слышно ни звука…
- Братик? – крик отражается от стен эхом. Комната за комнатой – пусто.
- Нор! – ниссе удивлённо смотрит на расшумевшегося с утра пораньше хозяина поверх порхающих спиц – старик явно перестарался, в его носок уже можно сложить содержимое трёх шкафов.
- Нор! – сердце спотыкается. Не мог же он уехать так…
- Нор?..
- Доброе утро, родной, - Норвегия появляется в дверях, вытряхивая пепел из кажущихся седыми волос. Сердце в последний раз спотыкается – и срывается в галоп.
Исландия едва не сбивает брата с ног, а затем ещё и едва ли не душит в слишком уж крепких, пожалуй, объятиях.
- Ис, что с тобой? – Норвегия удивлённо обнимает его в ответ. – Приснился дурной сон?
Исландия только мотает головой. Вот ведь дурак, всполошился, как ребёнок… Брат ведь обещал – и не солгал, брат никогда не лжёт.
Внезапно заигравшая над ухом мелодия действует сродни стакану холодной воды за шиворот. Знакомая мелодия, её долго всюду крутили…
- Подожди минутку, - Норвегия немного отстраняется и выуживает из кармана телефон. На экране мерцает осоловелая с перепоя физиономия, узнать в которой Данию удаётся не сразу. Интересно, видел ли абонент это фото?
- Слушаю, - Норвегия задумчиво покачивает головой, благоразумно держа телефон едва ли не в полуметре от уха. Трубка надрывается голосом Дании, которому тоскливо, скучно, и разбитое сердце грозит не выдержать. Когда бедолага затихает, Норвегия советует ему не тосковать, сходить в кино и записаться к кардиологу. Кажется, трубка обижается и начинает забывать слова – по крайней мере, краткий монолог «Да ты… Да я… А я… А что я?» свидетельствует именно об этом. Норвегия смеётся, чем приводит и Исландию, и Данию в состояние шока. Смеющийся Норвегия – это ведь почти что вестник Апокалипсиса.
- Без обид, Дан, - добавляет он, поймав растерянный взгляд брата. - Я ещё немного задержусь.
Трубка тяжело вздыхает и просит передать ему, Исландии, привет и наставление быть хорошим мальчиком и не доставлять брату хлопот. Норвегия обещает обязательно все передать и прощается, явно не намереваясь выслушивать наставления ещё и в свой адрес.
- Родной, у тебя такое лицо, будто ты Фенрира увидел, - Норвегия опускается на корточки и заглядывает брату в глаза – ещё один привет из детства. Исландия молчит – происходящее кажется ему странным сном. Очень странным, но как же хочется, чтобы он не кончался…
- Я собирался печь крумкаке. Одобряешь? – в неистово-синих с поволокой глазах пляшут искорки смеха. Исландия находит в себе силы чтобы кивнуть. Норвегия поднимается в полный рост и берет брата за руку:
- Значит, поможешь. Идём, я где-то второй фартук видел…
Торопясь следом, Исландия смотрит на сцепленные руки, как на восьмое чудо света, и ему кажется, что время вернулось на тысячу лет назад, когда брат всегда был рядом, когда он был для младшего целым миром, когда хоть Ёрмунганд мог подняться из вод морских – ничего бы не изменилось. Пока сцеплены руки…
- Родной, ты ещё не проснулся? – Норвегия оглядывается на него, чуть склонив голову к плечу.
- Не знаю, - Исландия трясёт головой, убирая упавшую на глаза чёлку, и улыбается брату. – Но если это сон, то он мне очень нравится.
5.15. Норвегия/Исландия Убежать от Дании и уснуть в обнимку под старым дубом. Норвегия рассказывает придания о троллях и эльфах, Исландии немного жутко.5.15. Норвегия/Исландия Убежать от Дании и уснуть в обнимку под старым дубом. Норвегия рассказывает придания о троллях и эльфах, Исландии немного жутко.
Здесь так легко споткнуться – из-под прошлогодней листвы всюду торчат корни, будто деревья пытаются поставить подножку, и невозможно разобрать, куда идти – почти бежать – дальше, но Норвегия, наверное, очень хорошо знает дорогу, а может, ему подсказывают лесные духи. Наверное, так и есть, ведь братик с ними дружит, вот они и помогают…
- Братик, почему мы убегаем?
- Позже объясню, родной. Не отставай, - Норвегия оглядывается через плечо – как только не спотыкается? Исландия едва поспевает следом за его широким шагом, но тоже оглядывается – никого нет, почему же братик так спешит?
Исландия мотает головой, отгоняя ненужные мысли. Если братик торопится - значит, на то есть причины, и не надо его задерживать…
На поверку земля оказывается не такой уж и мягкой, а в листве много старых иголок. Исландия болезненно кривится, но не хнычет – он ведь уже большой, значит, не должен плакать. А ещё он не должен мешать Норвегии, ведь если брат взял его с собой, то нужно не путаться под ногами.
Братик каким-то образом оказывается рядом, будто перетекает одним плавным движением.
- Ушибся? - Норвегия бережно берет его ладони в свои, отряхивает прилипшие листья и хвою и дует на свежие царапины. Исландия только шмыгает носом и пристыженно смотрит себе под ноги. Раньше надо было смотреть, тогда бы не пришлось терять время.
- Мы уже совсем рядом, родной, - Норвегия легонько треплет брата по взъерошенным пепельным волосам. – Ещё немного – и отдохнём.
Исландия сосредоточенно кивает. Они уже так долго идут, конечно, осталось совсем чуть-чуть…
Огромный дуб с искривлёнными ветвями зовут Старый Бьёрге и он старше Исландии на много веков. Братик рассказывал, что таких деревьев осталось очень мало и они могут защитить от любого зла, что Старого Бьёрге не касались пожары и обходили стороной войны. Исландия думает, что это, наверное, почти Гимле.
- Устал? – Норвегия хлопает ладонью рядом с собой и Исландия с удовольствием падает на мягкую траву. Как же здорово, наконец, дать отдых ногам… Исландия устраивается поудобнее, положив голову брату на колени. Он не против – только с усмешкой выпутывает из волос сухие травинки. Исландия довольно жмурится и пытается сосчитать жёлуди на одной из нижних веток, но постоянно сбивается.
Смеркается – день здесь очень короткий, не успеешь оглянуться – уже темно. Братик говорит, что далеко на юге солнце светит намного дольше. Братик много путешествовал – раньше, когда они с Данией ещё были друзьями. Он часто вспоминает о плаваниях, но никогда не говорит о Дании. Исландия думает, что братик, наверное, видел Идаволл и, может быть, даже Иггдрасиль, ведь он действительно исплавал весь мир…
На колено запрыгивает большой темно-зелёный кузнечик и громко стрекочет. Исландия с досадой щёлкает по нему пальцем – такие мысли спугнул! Кузнечик оправдаться даже не пытается и скачет по своим делам – ему-то что, где сидеть – всегда найдётся.
- И всё-таки, почему мы убежали, братик? – Исландия сильнее запрокидывает голову, чтобы лучше видеть лицо брата. Красноватые лучи солнца красиво играют на светлых волосах и заколка сильно отблёскивает – даже приходится зажмурить глаза.
- Опасно, - просто отвечает Норвегия. – Дания не в себе и он очень зол. Будет лучше, если мы переждём бурю вдали.
Исландия помнит – сегодня Дания и Швеция опять подрались, а ещё от Дании опять неприятно пахло каким-то странным напитком - после него он всегда становится очень шумным, еще более шумным, чем обычно, и ведёт себя, как йотун. В такие дни братик старался его избегать.
- Дания плохой? – переспрашивает Исландия. Норвегия задумчиво хмурит брови – Исландии не нравится, когда у братика такое лицо.
- Скорее нет, - наконец, решает Норвегия. – Он просто большой ребёнок.
- Это плохо? - Исландия беспокойно ёрзает и садится, поджав ноги.
- Плохо, когда взрослый человек впадает в детство, - Норвегия вздыхает и прижимает брата к себе. - А самое страшное - все вокруг становятся его игрушками.
Исландия не понимает, что это значит, но у братика очень грустное лицо, и в глазах что-то странное, тоскливое, будто ему очень больно.
Исландия обнимает брата за шею и старается прижаться ещё ближе.
- Прости, родной, что-то я совсем расклеился, - Норвегия негромко посмеивается и гладит младшего брата по волосам. – Всё хорошо. Рассказать тебе сказку?
Братик улыбается, чуть прищурившись, а глаза у него синие-синие, как вечернее небо, и в этой синеве пляшут тёплые искорки – будто феи танцуют. Исландия улыбается в ответ и кивает. Вот бы братик всегда был таким… Когда-то он даже умел смеяться, но с тех пор, как была заключена уния, у него почти всегда грустные глаза, будто бы погасшие, как фонарик светлячка из старой сказки. Братик никогда не жалуется, как Фареры или Гренландия, и не пытается драться, как Швеция, но Исландия знает, что ему бывает и больно, и плохо – тогда глаза у него становятся совсем тёмными, как воды фьордов, и будто бы даже неживыми. В такие моменты Исландии очень страшно, ведь он ещё совсем ребёнок и даже не знает, как можно помочь. Но затем братик снова становится собой, и улыбается ему всё так же тепло…
Исландии нравится лежать в тёплых объятиях брата и слушать его волшебные сказки – о горном тролле без сердца и о воронах Ут-Рёста, о шаловливых хюльдрах и ужасных драуграх - ведь это так интересно и самую чуточку жутко. А если становится совсем страшно – то можно просто закрыть глаза, ведь братик самый сильный и обязательно сможет защитить, а ещё его слушаются тролли и альвы, и даже упрямые цверги, поэтому бояться нечего. А ещё – это тоже братик рассказывал – в кроне Старого Бьёрге живут маленькие духи, которые защищают тех, кто пришёл к ним в гости.
Дания правда глупый, если не верит в жителей леса и называет их «старыми сказками», они ведь куда более настоящие, чем его истории о великих победах и завоеваниях. Было бы здорово, если бы тролль как-нибудь показал Дании, какой он «сказочный»…
Норвегия смотрит на задремавшего Исландию сквозь полуопущенные веки и улыбается – только с братом он и позволяет себе такую вольность. Рядом с Данией действительно впору свихнуться, на грани рассудка удерживает только брат. Тепла, которое дарит ему мальчик из страны льда, хватает, чтобы согреться обоим – и Норвегия отвечает ему сторицей.
Исландия ёрзает во сне и крепче цепляется за одежду брата. На детском личике тенью мелькает беспокойство, брови тревожно сходятся на переносице. Он действительно вымотан за день, да и переволновался наверняка. Норвегия с болезненной нежностью касается губами его лба. Знать бы, что ему снится…
Исландия затихает, прильнув к груди брата. Даже сквозь сон он слышит ровное дыхание и биение сердца и чувствует тепло родного тела, для счастья ему большего не надо. Разве что самую чуточку…
В его снах братик всегда улыбается.
4.37. Швеция/Норвегия. Период шведско-норвежской унии. «- У Дании было лучше! – Угу, но п’ль на той п’лке в’треть не з’будь»4.37. Швеция/Норвегия. Период шведско-норвежской унии. «- У Дании было лучше! – Угу, но п’ль на той п’лке в’треть не з’будь»
Говорят, человек ко всему привыкает. Что ж, может, и правду говорят. Норвегия привык к новой жизни довольно быстро, к тому же, не так уж она и отличалась от старой. Разве что намного тише, и ещё… по мелочи. Работа та же.
- Н’ в’жу сч’стья на л’це, - у Швеции довольно специфическое чувство юмора. Норвегия, наверное, даже обиделся бы, не обладай он сам таким же. - Н’ нрав’тся зд’сь?
- У Дании было лучше, - Норвегия почти не кривит душой, но и правды в его словах немного. Не настолько уж и лучше было, если по совести. Дания бесил до плохо скрываемого зубовного скрежета. От бунта и более чем вероятной кровавой бани удерживал только Исландия – втягивать малыша в войну Норвегия не хотел, какой бы ни была цель.
- Угу, но п’ль на той п’лке в’треть не з’будь, - Швеция даже не удостаивает его взглядом. Пускай игнорирует – Норвегии до этого дела нет. Он не Дания, для которого невнимание к его блистательной персоне равноценно смертельному оскорблению. А пыль действительно стоит вытереть… В доме должно быть чисто, будь ты в нём хозяином или слугой. К тому же, ему не привыкать к фартуку – в конце концов, растить Исландию никакие добрые тётушки не помогали, зато недобрые дядюшки всячески мешали, с поразительной настойчивостью внося хаос в мирное течение жизни.
- Д’же н’ п’пыта’шься сб’жать? – спрашивает Швеция едва ли не в самом начале их… сосуществования. Кажется, в его голосе насмешка. Что ж, смейся, если можешь. Если сил хватит. Душевных.
- Нет, - Норвегия неопределённо поводит плечами. – Зачем?
- Странн’й в’прос, - Швеция выглядит озадаченным. Разумеется, благородным пленникам полагается любой ценой стремиться обрести утраченную свободу… Вот только жизнь – не третьесортный рыцарский роман. Затяжные войны порядком истощили их всех, сопротивляться и дальше было бы даже не бессмысленно – просто глупо. Были бы лишние жертвы и разрушенные города, условия договора предусмотрели бы меньше свободы подневольной стороне – всего-то. Сейчас же пытаться что-то изменить… В самом деле, зачем? В лучшую сторону всё равно не удастся, в худшую – можно, но опять-таки, зачем?
- Не нужно пытаться меня понять, Сварие, - Норвегия убирает за ухо выбившуюся светлую прядь. – Ты ведь помнишь об условиях унии.
- На тв’ю авт’номию н’ прет’ндую, - напрягается. Не нужно переживать, Швеция, читай своих классиков и не беспокойся. Даже раб не взбунтуется, пока к нему относятся, как к человеку.
Пока Швеция благоразумен.
Вечерний кофе – это такая же непреложная традиция, как и кормёжка свернувшейся калачиком у камина Ханатамаго. Интересно, кто придумал бедняге такое имя?
Швеция в два глотка осушает свою чашку и снова устремляет взгляд в книгу. Норвегия спешки не любит, а ещё он не любит стулья, поэтому привычно устраивается на широком подоконнике. Дом выстроен на совесть, никаких щелей, через которые мог бы просочиться холод, здесь и в помине нет, поэтому сидеть, почти прижавшись к оконному стеклу, даже уютно.
Если закрыть глаза, можно представить, что событий последних лет просто не было, что сейчас хлопнет входная дверь и раздастся многоголосый гул – перекрикивающие друг друга Фареры и Гренландия, покровительственные вопли Дании, безуспешно пытающегося утихомирить расшумевшихся младших, - а затем, стараясь обойти шумную братию стороной, подойдёт Исландия и за рукав потянет во внутренний дворик – просто посидеть в тишине и, может быть, поделиться своими маленькими тайнами.
Вот только Норвегия не привык жить мечтами. А ещё он привык не только смотреть, но и видеть, и озвучивать увиденное. Когда-то за такую наблюдательность ему сильно попадало.
- Ты скучаешь по Фину, - не вопрос, скорее, утверждение. «Всё ещё» - остаётся неозвученным.
- С ч’го вз’л? – как мы встрепенулись, надо же. Даже Ханатамаго ухо подняла – дескать, чего переполошился, хозяин?
- Ты уже несколько минут смотришь на одну страницу, - Норвегия мелкими глотками пьёт свой немного остывший кофе, с точно такой же отстранённостью глядя куда-то в стену. – И бормочешь что-то, как в полусне. О чём ещё ты можешь так сосредоточенно размышлять?
- Ск’чаю, - в лице Швеции появляется что-то болезненное. Подумать только, даже не стал отрицать очевидное. – Ты?
- Я тоже, - Норвегия отрицать очевидное тоже не считает нужным. Людям вообще свойственно скучать по тому, что было когда-то.
- По Дании?
В синих глазах неожиданно ярко вспыхивает ярость, но выхода так и не получает. Норвегия прекрасно умеет сдерживать свои эмоции. Но все же, до чего это раздражает… Дания – жизнерадостный идиот и вечный ребёнок, из тех, кто знает, что сбить птицу камнем – очень весело, но искренне не понимает, почему она больше не может взлететь. Норвегия чувствует себя этой самой птицей, вот только подняться в воздух он больше не может не только и не столько из-за перебитых крыльев, сколько из-за птенца, который жмётся к нему, ища укрытия, который летать ещё просто не может и которого нужно защитить – любыми силами, любой ценой.
- Больше, чем Дании, мне не хватает только дыры в виске, - Норвегия не знает, что горчит сильнее, кофе или ирония. Пожалуй, все же ирония – у кофе не бывает такого чудовищного привкуса стрихнина.
- По брату, - для чего-то добавляет Норвегия после короткой паузы.
- Т’вар’щ по н’счастью, - в голосе Швеции звучит сарказм – вот это настоящий стрихнин, отворотясь не отплюёшься.
«Тварь, тварь, - мысленно кивает Норвегия, - самая настоящая». Вслух же он отвечает:
- С той лишь разницей, что я был для Иса щитом, ты же для Фина – оковами.
Швеция умеет передвигаться очень быстро, особенно когда он зол. Тяжёлая рука замирает в считанных миллиметрах от спокойного бледного лица. Норвегия прекрасно знает, что одним ударом Швеция без особого усилия мог бы сломать ему челюсть, а вторым – и шею, но невозмутимо допивает кофе и ставит пустую чашку на блюдце. Мог бы, но не ударил. Потому что он прав. Потому что они оба это знают.
Норвегия ходит бесшумно и очень плавно, будто скользит по воздуху – прекрасный вариант для того, чтобы уходить, не прощаясь, но по-английски Норвегия ничего не делает принципиально. Он оборачивается у самой двери.
- Доброй ночи, Сварие.
Ханатамаго подпрыгивает на своём коврике и заходится заливистым лаем. Норвегия оглядывается через плечо.
«Не нравлюсь я тебе? Что ж… Мне здесь тоже не нравится».
Говорят, человек ко всему привыкает. Что ж, может, и правду говорят. Привыкает. Но не смиряется.
tbc.
-
-
22.09.2011 в 00:51Уняня, живой шиппер НороИса
Милые фанфики, понравилось.
-
-
22.09.2011 в 01:01смутилась и не знает, как реагироватьСпасибо, рада, что оно пришлось под душе.
-
-
19.11.2011 в 14:47Спасибо.